Я слегка морщусь, когда Фэй промывает уже запекшуюся ранку над бровью, и ожидаю её ответа. Вспоминаю, как мы оценивали все эти драки в детдоме. Одиннадцатилетние, вечно недоедающие маленькие любители острых впечатлений, мы наблюдали за месивом старшаков, а потом и сами лезли в эпицентр бойни. Улыбаюсь, думая о том, как мы едва унесли ноги от дикой компании из западного Далласа. Так быстро я еще никогда не бегал. - Удар был на девяточку. - Ой-ой-ой, как строго. - И ну уж если сломал. То конечно горжусь. Ты же техасский головорез, Паскуалино, еще бы ты не уделал богатенького мальчика. Мне пришлось бы от тебя уйти. И сбежать обратно в Даллас. В поисках кого-нибудь вроде Томаса. Если первая часть этой речи заставила меня самодовольно ухмыльнутся, то концовка - скептически вскинуть бровь. Да ладно. Томас - отсос этого мира. Вообще не понимаю, какого черта она с ним встречалась. - Но я все равно бы вернулась, чтобы тебя лечить. Я выдыхаю смешок, наслаждаясь легким поцелуем. - Твой великодушие не знает границ, Данауэй. - Давай больше никогда не повторять вчерашнее. Я успела возненавидеть весь мир, Фредс. Иногда я настолько люблю тебя, что откровенно говоря сама просто в шоке. Я киваю, смотря в её большие зеленые глаза. Протянув руку, заправляю прядь темных волос за ухо и отвечаю: - Я сам в шоке как я тебя люблю. Если что-то не так - то сразу говорим. И миримся, - я улыбнулся. Анархия – это я. Софи Фицджеральд
Твой великодушие не знает границ, Данауэй. Усмехнувшись, я пропускаю эту фразу, оставляя её без комментария. Не сдержав широкой улыбки, когда его пальцы заправили мне за ухо прядь волос, я поймала себя на мысли, что да, может мы и встречаемся уже почти что три года, но эта до одури идиотская влюбленность так и не прошла. Почти что мурча, как кошка, я прикрыла глаза, поворачивая подбородок и прижимаясь щекой к его ладони. Я сам в шоке как я тебя люблю. Если что-то не так - то сразу говорим. И миримся Подняв веки, я не дала коварному плану в моей голове умереть, склоняясь ниже к его лицу и прищуривая глаза. О да, мы миримся. - многозначительно вскинув брови, я целую его губы, между короткими поцелуями проговаривая: -долго, страстно миримся, Паскуалино. Кроме умения ломать нос у тебя были еще парочка полезных уроков. Рассмеявшись в его губы, я отстраняюсь, падая на подушку рядом и оправляя белую майку.
Приподняв лишь кончики губ в улыбке, я, полуприкрыв глаза, наблюдаю за тем, как ластится Фэй, практически мурча. И боль при каждом движении не мешала мне помнить о том, что мы с Фэй не занимались сексом неделю... Белая майка задралась слишком высоко. Я сглотнул. - О да, мы миримся. - Фэй склоняется надо мной, и я опускаю взгляд на её обнаженную грудь, виднеющуюся под легкой тканью майки. После мы коротко целуемся, и мои ладони скользят по её спине. - Долго, страстно миримся, Паскуалино. Кроме умения ломать нос у тебя были еще парочка полезных уроков. Она падает рядом, и я смотрю в потолок, с усмешкой шепча: - Сука. Повернув голову, я скольжу взглядом по точеным чертам её лица. Никакой размазанности, неясности, нечеткости. Идеально очерченные губы, аккуратный прямой нос, кажущиеся огромными миндалевидные глаза и темные дуги бровей. Я всегда знал, что она самая красивая в этом мире. Протянув руку, я начал медленно приподнимать край оправленной майки, придвигаясь ближе к Фэй. Улыбнувшись, я скользнул ладонью под ткань трусов, сжимая ягодицу и протягивая: - Я все еще помню об этих уроках, Фэйс. Анархия – это я. Софи Фицджеральд
Конечно же я разобрала его шепот. Самодовольно усмехнувшись, я вскидываю бровь, чувствуя, как он смотрит на меня, но не пересекая наших взглядов. Потому что дразнила конечно я, но он умел это ничем не хуже. Мой взгляд задерживается на его торсе, который постепенно то напрягается на вдохе, то снова расслабляется. И я бы непременно протянула руку и обвела пальцами самую крупную гематому под ребрами, но ладонь Фредса ложится на мой бок, приподнимая майку и я сглатываю. Кажется, теперь мой черед шипеть "сука". Задерживаю дыхание, пытаясь призвать свой здравый смысл работать в обычном режиме. Я все еще помню об этих уроках, Фэйс. Подняв наконец глаза, я усмехаюсь поймав взгляд карих напротив. На секунду закусив губу и вскинув бровь, давая ему однозначно понять, что я была бы не против возобновить эти уроки, особенно те, где он красовался своими познаниями моих чувствительных точек. Но се ля ви, ушибы всевозможных органов не склонны проходить после физических нагрузок. Но, кто сказал, что если он нашел мой прекрасный зад, значит игра окончена? Резко подавшись вперед, я будто бы собираюсь врезаться в его губы поцелуем, но застывая в сантиметре от них, улыбаясь и вставая, садясь на колени и откидывая его руку от своей задницы. Сменив похотливый взгляд на нежный(а порой он действовал даже лучше), я наклоняюсь к его животу, осторожно целуя ушибы и укладывая ладонь на бляху его ремня. Привстав, я расстегиваю его, как воистину мастер спорта по сексу. Пытаясь не рассмеяться, я поднимаю на ноги, стаскивая черные брюки по этим бесконечно длинным, как и весь(да да весь) Паскуалино, ногам. Откинув их на кресло, я прыжком возвращаюсь на кровать, падая рядом с ним. Заботливо раздела и взорвала тело фейерверком боли своим прыжком. Иногда я поражала даже саму себя. натянув на нас одеяло, я снова повернулась к нему, обнимая рукой его шею и целуя любимые губы. У тебя чертовски забавное лицо, когда ты находишься в такой безысходности. рассмеявшись, я ложусь на спину, раскидывая руки и кивая на свою грудь. Но на мне все еще можно лежать. Моя добрая душа вся ваша.
Усмехнувшись её вызывающему выражению лица, я провожу языком по боковому ряду зубов, чувствуя легкое возбуждение - покалывающее, томное ощущение по всему телу. Она подается навстречу мне и я уже приоткрываю губы, чтобы поцеловать её, как Фэй застывает, широко и коварно улыбаясь, а после бессердечно отбрасывает мою руку от своего зада. Её взгляд становится подозрительно милым и нежным. Я слегка округляю глаза, когда она склоняется над моим животом, касаясь губами синяков. Откинувшись на лопатки, я прикрываю глаза, вслушиваясь в сходящее с ума сердцебиение. Щелчок блях ремня, и брюки сползают по моим ногам - не без помощи Фэй. Я усмехаюсь, качая головой. Чертова сука! Я одновременно ненавидел её за эти издевательства, и не менее любил за то, что... ну, в общем, обо мне никто, кроме неё, так не заботился. Я кайфовал от этого. Но ярым панкам нельзя признаваться в таком. Она отходит, а потом снова возвращается сверхмощным прыжком на кровать. Я сжимаю челюсть. Все мои ушибы разом взрываются эйфорией боли. Фэй натягивает на нас одеяло и целует меня. Я усмехаюсь. Бешеная. Столько действий за пару минут - и у кого из нас итальянская кровь? - У тебя чертовски забавное лицо, когда ты находишься в такой безысходности. Но на мне все еще можно лежать. Моя добрая душа вся ваша. Рассмеявшись, я придвигаюсь к Фэй и укладываюсь на её грудь, уткнувшись в неё щекой. Поцеловав её сквозь ткань, я произношу: - Это будет очень ванильно, Данауэй, но обнимать тебя также охуенно как и заниматься с тобой сексом. Анархия – это я. Софи Фицджеральд
Фредс подвигается ко мне, укладывая голову на мою грудь и получая ладошкой по плечу за этот поцелуй. Это будет очень ванильно, Данауэй, но обнимать тебя также охуенно как и заниматься с тобой сексом. Тихо рассмеявшись, я прикрываю глаза, разминая шею. Идиотская улыбка все никак не хотела сходить с губ, потому что конечно да, мне нравилось слышать подобные вещи. Потому что на самом то деле меня кроме него никто не любил. Никому нахрен не интересны были мои проблемы, а он просто пришел в наш детдом и отбил меня у старшеклассников. На самом то деле лет до 12 Фредс был для меня чем-то вроде собственного супер-героя. Эдакая женщина-кошка в кепке. О боже, что я несу. Рассмеявшись собственной мысли и представив Паскулино в трико из кожи, я подняла веки. Хотела бы я сказать подобное. Я же не лежу на твоей груди. Хохотнув, я делаю глубокий вдох.
Прикрыв глаза, я обнял Фэй за талию, мерно дыша в её кожу. Было чертовски хорошо просто лежать с ней. Еще лучше - лежать на её мягкой груди. Я чувствовал себя котом сотого левела и был готов мурчать песни Coldplay ей на ухо. - Хотела бы я сказать подобное. Я же не лежу на твоей груди. Я рассмеялся, поглаживая пальцами её живот. - Сегодня моя очередь. У меня больничный, - поудобнее устроившись, я зевнул. Насыщенный день, ничего не скажешь. И, черт подери, мы с Фэй помирились. Это заставляет забыть о таких мелочах как подызбитое тело и ушедший навсегда в астрал интеллект Дэлгарда. - Завтра ночью, котёнок, у нас спец-задание. Аморальное, как наша учительница по английскому, и бессердечное, как контрольная по тригонометрии.
Cегодня моя очередь. У меня больничный,Завтра ночью, котёнок, у нас спец-задание. Аморальное, как наша учительница по английскому, и бессердечное, как контрольная по тригонометрии. Улыбнувшись упоминанию про эту гребаную училку английского, строившую виды на Фредса, я сонно выдыхаю: Один-один. О подробностях дела узнаем завтра.
** Увы, количество побоев на загорелой коже Паскуалино не располагали к вандализму,поэтому коварный план пришлось отложить до лучших времен. Три прекрасных дня мы попросту не выходили из пентхауса Лохан. Занимаясь всякой ерундой и попутно залечивая раны Фредса, я почти что забыла, что мы в гребаном Нью-Йорке и чертовски заняты тем, как столкнуть Дэлгарда в самую преисподнюю.Три дня мы смеялись, бросались едой, обезболивающим и бинтами, которыми я пыталась замотать спящего Паскуалино. И было хорошо. Было также чертовски хорошо, как до приезда сюда. Просто целоваться, сходить с ума, как два подростка, танцевать под maroon 5 и курить неизменные Мальборо Голд. Обычно к этому списку я бы дописала секс, но Дэлгард умудрился испоганить мне жизнь еще и здесь. Набрасывая на себя джинсовую рубашку, я выхожу в гостиную к Фредсу. Улыбнувшись тому, как привычно смотрелся для меня его силуэт с зажженной сигаретой в пальцах, я подхожу нему, приподнимаясь и легко целуя. Почти все синяки к сегодняшнему дню уже затянулись. Я бы могла вообще никуда не ходить, если бы ты был рядом. Довольно протягиваю я в его губы и улыбнувшись, отстраняюсь, пятясь к лифту и на ходу застегивая рубашку.
Сообщение отредактировал DshD - Суббота, 21.09.2013, 00:54
Несколько дней, проведенных под стильную и любимую музыку, среди дыма Мальборо и в бесконечной череде заказываемых пицц, вихре бинтов и шуток, оказались довольно целебными. Да и, откровенно говоря, мне хотелось отдохнуть от того запредельного количества фэйка, что присутствовал в Нью-Йорке. Мне хотелось снова почувствовать себя так, как до него. И в эти дне мне казалось, что, действительно, к черту все эти деньги, тщеславие, власть. К черту, ведь есть Фэй, свобода и рок-н-ролл. В деталях обсудив нашу сегодняшнюю миссию, мы начали собираться на дело. "Экс", как я называл это в уподобление революционерам. Покидал в рюкзак купленные баллончики с краской, на всякий случай молоток (чего только не найдешь у Линдси), конверт с напечатанным внутри посланием и прочую хрень. Натянув на нечесанную голову кепку, я закурил. То, что мы собирались сделать, по всем канонам было просто отвратительно ужасным. Но, откровенно говоря, мне было плевать. У меня было обостренное и весьма оригинальное чувство справедливости. А, может, это было просто бездушие. Появляется Фэй и целует меня в губы. Я с одобрительной улыбкой осматриваю её наряд. Моя девочка. - Я бы могла вообще никуда не ходить, если бы ты был рядом. - Это целиком взаимно, Фэйс, - с усмешкой протягиваю я и мы садимся в лифт.
Снова та же схема. Я чувствую себя фокусником - звездой мирового масштаба, поражающего людей быстрой сменой одежд. Я чувствую себя немного охмелевшим пивом и незначительной победой фокусником. Мы оказываемся в лифте. Едва уловимое изменение давления. Почти неощутимое плавное движение вверх. Ввысь. В пентхаус. Нам стоило бы жить именно в пентхаусах. На самой вершине мира. Паскуалино. Фэй бы тоже стала Паскуалино. И мы бы жили на последнем этаже небоскреба, и утром бы нам с небес махал Фредди Меркьюри или сам Король - Элвис Пресли. Я стою посреди площадки в лифте, Фэй - чуть поодаль, почти у стены оттенка металлик. Медленно поворачиваю голову в её сторону, ловя её взгляд, и путаясь своим в её густых растрепанных темных волосах, частично скрывающих лицо, словно полупрозрачная вуаль. Практически черные глаза словно говорят - ну же, давай, попробуй. Заберись на крышу, купи пентхаус, построй небоскреб, и целуй меня, целуй, хоть до боли, хоть до крови... Я делаю шаг к Фэй, упираясь ладонью в её живот и мягко вталкивая её в стену. Склоняюсь к лицу и неспешно, лениво, словно дразнясь целую её губы, спускаясь своими к её подбородку, и начиная оставлять на его линии чувственные прикосновения... Рука непроизвольно сжимает ткань джинсовой рубашки. Сердце замедляет свой ритм, а затем и вовсе делает глухой, надменный последний удар. Чтобы через секунду пуститься в дикий пляс, отбивая бласт-бит по мясу, ребрам, костям. Анархия – это я. Софи Фицджеральд
За эти пару недель мы узнали практически всё. Что можно притворяться прислугой по одному, что можно сдирать с друг друга эту форму прямо в лифте. Что можно быть вместе и не притворяться в Квинсе. Всё ещё холодная от ночного осеннего воздуха кожа неприятно покалывает. Холод снаружи, а внутри всё ещё фейерверки чувств, ощущение победы. Ты почти что король мести. Ты заставил кого-то страдать в расплату за что-то. Легкое, едва уловимое опьянение после похода в паб сделало тело чертовски тяжелым. Несколько часов, прекрасных часов, когда можно было спокойно целоваться на людях и не оглядываться в поисках золотых деток с айфонами в руках. Сжав ладонь в кулак, я сжимаю в ней рукав кожанки Фредса, которая всё ещё на мне. Опустив подбородок, я делаю вдох и его запах буквально обрушивается на меня, заставляя тепло издеваясь, растечься по венам. Я поворачиваю голову, изучая его профиль. такой чертовски красивый, с этими губами, которые только и хочется, что целовать. Со всем этим шармом, в который хочется кутаться, словно в эту куртку. Тяжелый взгляд карих глаз ловит мой и воздух мгновенно тяжелеет, и это не чертова смена давления. Фред движется медленно, разворачиваясь ко мне и делая шаг, я опускаю взгляд, наблюдая за его ладонью, которая упирается в моё солнечное сплетение, заставляя мышцы дрогнуть в напряжении. Я отступаю, он целует меня. Мы целуемся так, что я даже не двигаюсь, не поднимаю рук и кожанка почти готова соскользнуть с моих плеч. Эти чертовы губы целуют линию моего подбородка и я чувствую, как выдыхаю громче обычного. Низ живота резко скручивается в тугой узел. Резко подняв руки, я обхватываю ладонью его затылок, стаскивая кепку и прижимая его ближе к себе, второй скользя по его рубашке вниз к линии джинс. Медленно дразня нас обоих. На выдохе я отстраняюсь, опуская лицо к его шее и оставляя на ней поцелуй. Двери лифта открываются и я поворачиваюсь в сторону пентхауса, медленно возвращая его к нависающим надо мной глазам Фредса. Сердце готово было выдолбить в груди дыру и отдаться этим темным глазам, красивее которых я не видела.
Фэй податливая. Мягкая. Я чувствую, как она расслабляется, ослабевает; истома громким выдохом вырывается наружу, и мне кажется, что она сейчас повиснет на мне, и мы будем целоваться чрезмерно долго - до того самого предела, когда терпение становится агонией. Но она притягивает меня к себе, руками очерчивая линию вдоль моего торса к низу живота. Возбуждение наполняет меня. Пошлое, вульгарное, необходимое. Я лениво ухмыляюсь в её губы, ощущая напряжение, тяжесть, концентрирующиеся в паху. Её волосы пахнут насыщенно-горьким дымом сигарет и вызывающими духами. Я хочу потеряться в календаре, и очнуться в одной из тривиальных дат сытым, в хлам пьяным моей Фэй Данауэй. Негромкий звук оповещения. Двери почти грациозно раздвигаются в стороны. В этих пентхаусах все такое эстетичное? Я не отвожу взгляда от Фэй, когда она кидает взгляд в сторону выхода. А потом снова возвращает его мне. Я резким движением толкаю её в стену, буквально набрасываясь на её губы. Ладони шарят по её телу, очерчивают изгибы, путаются во всех застежках, пуговицах, змейках, во всем этом многообразии тканей и текстур. Я обхватываю пальцами её подбородок, приподнимая его и целуя её губы, еще сильнее вжимая её в стену. Свет начинает мигать, двери суматошно закрываются и открываются, механический мелодичный голос доносит нам из динамика: "Спуск на 25 этаж... спуск на 31 этаж... экстренная остановка лифта... связь с диспетчером", и только потом я понимаю, что вжал Фэй в панель управления. Я усмехаюсь, не отрываясь от её губ, и нашариваю нужную кнопку. Двери лифта снова открываются, и мы вваливаемся в пентхаус, а из динамика вещает уже живой, настоящий голос: - Вы застряли? Вам нужен механик? Вы меня слыши... - и двери захлопываются. Мы идем вслепую, так и не удосужившись найти включатель. Темнота - пышная, многообразная, от темно-синего до глубокого изумрудного - лежит пластмо в квартире. Я слышу лишь наше тяжелое, сбившееся дыхание. Я стаскиваю с Фэй свою кожанку, и начинаю расстегивать её рубашку, шепча в её губы с усмешкой: - Трахни меня, Данауэй. Мне чертовски надоело быть инвалидом за эти три дня. Анархия – это я. Софи Фицджеральд
И я уже готова наброситься на него сама, как дыхание перехватывает от электричества, трещащего между нами. Кажется, что еще немного и мы доведем друг друга до исступления этим прямым взглядом. Фредс толкает меня в стену и воздух выбивает из легких прежде, чем губы Паскуалино жадно впиваются в мои. Движения становятся ломанными, резкими. Безумный шум гудит в металлической кабине - голоса, клацанье дверей, звон от кнопок. Ни черта не понятно. Мои руки сжимают его волосы, прижимая его к себе. Прикусив его губу, я чувствую его улыбку и улыбаюсь в ответ. Тяжесть внизу живота сгущается и кажется еще немного и я просто таки сдохну если он не продолжит целовать меня, если его руки перестанут быть повсюду на мне. Двери звоном оповещают нас о том, что открываются и рука Фредса, держащая меня за талию с легкостью направляет меня в сторону пентхауса. Я не хочу сопротивляться. Не умею. Я вслепую делаю шаг назад и мы вваливаемся в пентхаус, теряясь в кромешной темноте помещения. Приоткрыв глаза, я вижу только лицо Фредса, которое очерчено светом с улицы. Слышу голос диспетчера, доносящийся из кабинки, а после концентрирую слух на том, как ладони Фредса очерчивают мою спину, двигаясь по направлению к плечам, попутно прижимая меня к его торсу сильнее. Кожанка ненужной тряпкой падает на пол. Трахни меня, Данауэй. Мне чертовски надоело быть инвалидом за эти три дня. Усмехнувшись, я расстегиваю его рубашку раньше, чем он справляется с моей. Душный, темный воздух помещения буквально давит на легкие, сгущаясь в них и мешая дышать ровно. Хочется напиться им, захлебнуться этим недостатком кислорода между нами, послать к черту передышки и побить мировые рекорды. Прикусив его губу, я целую его с еще большим напором, привставая на носочки и наступая одним кедом на пятку другого, скидывая их по очереди куда то в сторону. Если тебе так надоело, то может трахнешь меня сам? Рывком стянув с него рубашку, я усмехаюсь в его губы, сжимая в ладошках майку на его животе. Пальцы готовы буквально дрожать от охуенности происходящего и я отступаю назад, не глядя, очередным шагом резко ударяясь спиной о стену. Легкий смешок вырывается с выдохом сквозь улыбающиеся губы. Снова суматошные поцелуи и я готова буквально повиснуть на нём, только бы он не останавливался. Давай, Пакуалино, заставь меня задохнуться от переизбытка тебя во мне же. Чтобы повсюду, на коже и под ней, во всех артериях и мышцах. Скользнув кончиками пальцев по линии его нижней челюсти, я издаю тихий стон, на выдохе произнося: Паскуалино, я потеряла твою кепку.
Сообщение отредактировал DshD - Вторник, 24.09.2013, 12:51
Одна пуговица за другой. Я слышу, как некоторые из них падают на пол, и усмехаюсь - в Фэй всегда было это. Нетерпеливость и жадность, так сильно заводящие и словно бросающие вызов, мол, давай, покажи, что и тебе не плевать, что и тебе хочется прочувствовать все до самой грани. Её поцелуй напористый, глубокий. Мне не хватает воздуха, он кажется горячим и жаром застревает в глотке. - Если тебе так надоело, то может трахнешь меня сам? Я широко ухмыляюсь, чувствую легкую дрожь. Не стеснения, не предвкушения, а почти яростную дрожь не умения контролировать эмоции, тело и всю остальную чушь. Мы теряемся в темноте, изредка выныривая из неё в ослепительно яркие фонари реклам, биллбородов, вертолетов. Нью-Йорк - сумасшедший город. Весь мир светит ему в лицо нещадящей лампой, устраивая допрос - какого же черта его таки назвали мегаполисом возможностей? Мы оказываемся у стены. Попутно раздеваем друг друга, натыкаемся на руки друг друга, плюем на одежду, её важность, нужность, ценность. Фэй повисает на мне, и я подхватываю её под зад, тяжело выдыхая. - Паскуалино, я потеряла твою кепку. Какая кепка, блин? - Да к черту, - поцелуй. - К черту. Мы попеременно вжимаем друг друга в стену. Ошметки одежды лежат где-то под ногами, а, может, висят на телевизоре или аудиосистеме. Плевать. Я рывком вжимаю Фэй в угол, прижимаясь к ней торсом. Она задирает голову, и я скольжу языком вдоль её шеи, обхватывая губами чувствительную кожу, чуть прикусывая её и оттягивая. Подхватываю её на руки, Фэй опоясывает ногами мою талию. Я вслепую иду куда-то в сторону, а после усаживаю её на подоконник, кидая взгляд на город под нашими глазами. Великолепно. Щелчок - и я снимаю с неё бра, опуская голову и обхватывая губами сосок, а свободной рукой скользя к низу её живота. Устроив ладонь между её ног, я ухмыляюсь. Влажная. Выравниваюсь, и, вскинув голову, смотрю на Фэй сверху вниз. - Так что там с кепкой? - я с трудом заставляю себя слегка отстраниться от неё. Усмехнувшись, я веду большим пальцем по её солнечному сплетению, дразня её. Анархия – это я. Софи Фицджеральд
Да к черту,К черту Мы буквально катимся по этой стене куда-то в сторону. Ко всем чертям, да, правильно, с размаху. Фредс вжимает меня в угол и я чувствую, как его язык скользит вдоль моей шеи. Низ живота сводит легким покалыванием и тело бьет легкой судорогой. огда он прикусывает чувствительную кожу, я громко стону, цепляясь за его плечи. Твою мать, Паскуалино, просто прекрати издеваться так великолепно. Дыхание сбивается, застряет где-то в гортани и мне наплевать на всё. На то, что мы в Нью-Йорке, что поругались два дня назад, что доллар снова падает в цене и президент собирается напасть на Сирию. Только бы целовать его, целовать, целовать. Фредс усаживает меня на подоконник, продолжая прикасаться к моему телу так, что мышцы были готовы сдохнуть от напряжения. Когда его ладонь спускается вниз по моему животу, я задерживаю дыхание. Так что там с кепкой? Резко выдохнув, я поднимаю глаза, наталкиваясь на его взгляд. Черт, Паскуалино. Какая нахрен кепка? Сглотнув, я ухватываюсь руками за пояс его брюк, рывком притягивая его к себе и расстегивая бляху. Подняв голову, я накрываю его губы своими, параллельно расстегивая ширинку и стягивая джинсы с его бедер. С трудом отстранившись от его губ на сантиметр, я укладываю свою ладонь поверх его. напряженно усмехнувшись, я проскальзываю нашими пальцами по своему паху, шепча: Понятия не имею.
